оль копеек! Во всяком случае -
благодарю!
Бендер учтиво снял шляпу. Персицкий учтиво снял шляпу. Бендер прелю-
безно поклонился. Персицкий ответил любезнейшим поклоном. Бендер при-
ветственно помахал рукой. И Персицкий, сидя у руля, сделал ручкой. Но
Персицкий уехал в прекрасном автомобиле к сияющим далям, в обществе ве-
селых друзей, а великий комбинатор остался на пыльной дороге с дура-
ком-компаньоном.
- Видали вы этот блеск? - спросил Остап Ипполита Матвеевича.
- Закавтопромторг или частное общество "Мотор"*? - деловито осведо-
мился Воробьянинов, который за несколько дней пути отлично познакомился
со всеми видами автотранспорта на дороге. - Я хотел было подойти к ним
потанцевать.
- Вы скоро совсем отупеете, мой бедный друг. Какой же это Закавтоп-
ромторг? Эти люди, слышите, Киса, вы-и-гра-ли пятьдесят тысяч рублей. Вы
сами видите, Кисуля, как они веселы и сколько они накупили всякой меха-
нической дряни! Когда мы получим наши деньги - мы истратим их гораздо
рациональнее. Не правда ли?
И друзья, мечтая о том, что они купят, когда станут богачами, вышли
из Пассанаура. Ипполит Матвеевич живо воображал себе покупку новых нос-
ков и отъезд за границу. Мечты Остапа были обширнее. Его проекты были
грандиозны. Не то заграждение Голубого Нила плотиной, не то открытие
игорного особняка в Риге с филиалами во всех лимитрофах*.
На третий день, перед обедом, миновав скучные и пыльные места: Ана-
нур, Душет и Цилканы, путники подошли к Мцхету - древней столице Грузии.
Здесь Кура поворачивала к Тифлису. Вечером путники миновали ЗАГЭС - Зе-
мо-Авчальскую гидроэлектростанцию. Стекло, вода и электричество сверкали
различными огнями. Все это отражалось и дрожало в быстро бегущей Куре.
Здесь концессионеры свели дружбу с крестьянином, который привез их на
арбе в Тифлис к одиннадцати часам вечера, в тот самый час, когда вечер-
няя свежесть вызывает на улицу истомившихся после душного дня жителей
грузинской столицы.
- Городок неплох, - сказал Остап, выйдя на проспект Шота Руставели, -
вы знаете, Киса...
Вдруг Остап, недоговорив, бросился за каким-то гражданином, шагов че-
рез десять настиг его и стал оживленно с ним беседовать. Потом быстро
вернулся и ткнул Ипполита Матвеевича пальцем в бок.
- Знаете, кто это? - шепнул он быстро. - Это "Одесская бубличная ар-
тель "Московские баранки"". Гражданин Кислярский. Идем к нему. Сейчас вы
снова, как это ни парадоксально, гигант мысли и отец русской демократии.
Не забывайте надувать щеки и шевелить усами. Ах, черт возьми! Какой слу-
чай! Фортуна! Если я его сейчас не вскрою на пятьсот рублей - плюньте
мне в глаза! Идем! Идем!
Действительно, в некотором отдалении от концессионеров стоял молоч-
но-голубой от страха Кислярский в чесучовом костюме и канотье*.
- Вы, кажется, знакомы, - сказал Остап шепотом, - вот особа, прибли-
женная к императору, гигант мысли и отец русской демократии. Не обращай-
те внимания на его костюм. Это для конспирации. Везите нас куда-нибудь
немедленно. Нам нужно поговорить.
Кислярский, приехавший на Кавказ, чтобы отдохнуть от старгородских
потрясений, был совершенно подавлен. Мурлыча какую-то чепуху о застое в
бараночно-бубличном деле, Кислярский посадил страшных знакомцев в экипаж
с посеребренными спицами и подножкой и повез их к горе Давида. На верши-
ну этой ресторанной горы поднялись по канатной железной дороге. Тифлис в
тысячах огней медленно уползал в преисподнюю. Заговорщики подымались
прямо к звездам.
Ресторанные столы были расставлены прямо на траве. Глухо бубнил кав-
казский оркестр, и маленькая девочка, под счастливыми взглядами родите-
лей, по собственному почину танцевала между столиками лезгинку.
- Прикажите чего-нибудь подать! - втолковывал Бендер.
По приказу опытного Кислярского было подано вино, зелень и соленый
грузинский сыр.
- И поесть чего-нибудь, - сказал Остап. - Если бы вы знали, дорогой
господин Кислярский, что нам пришлось перенести сегодня с Ипполитом Мат-
веевичем, вы бы подивились нашему мужеству.
"Опять, - с отчаянием подумал Кислярский. - Опять начинаются мои му-
чения. И почему я не поехал в Крым? Я же ясно хотел ехать в Крым! И Ген-
риетта советовала!"
Но он безропотно заказал два шашлыка и повернул к Остапу свое услуж-
ливое лицо.
- Так вот, - сказал Остап, оглядываясь по сторонам и понижая голос, -
в двух словах. За нами следили уже два месяца, и, вероятно, завтра на
конспиративной квартире нас будет ждать засада. Придется отстрели-
ваться*.
У Кислярского посеребрились щеки.
- Мы рады, - продолжал Остап, - встретить в этой тревожной обстановке
преданного борца за родину.
- Гм... да! - гордо процедил Ипполит Матвеевич, вспоминая, с каким
голодным пылом он танцевал лезгинку невдалеке от Сиони.
Он набивая рот сыром и зеленью. Он с удовольствием отрыгал винные па-
ры, чтобы продлить наслаждение. Остап метнул на него сердитый взгляд, и
Ипполит Матвеевич подавился зеленой луковкой.
- Да! - шептал Остап. - Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я
дам вам парабеллум.
- Не надо, - твердо сказал Кислярский.
В следующую минуту выяснилось, что председатель биржевого комитета не
имеет возможности принять участие в завтрашней битве. Он очень сожалеет,
но не может. Он незнаком с военным делом. Потому-то его и выбрали пред-
седателем биржевого комитета. Он в полном отчаянии, но для спасения жиз-
ни отца русской демократии (сам он старый октябрист) готов оказать воз-
можную финансовую помощь.
- Вы верный друг отечества! - торжественно сказал Остап, запивая па-
хучий шашлык сладеньким кипиани. - Пятьсот рублей могут спасти отца
русской демократии.
- Скажите, - спросил Кислярский жалобно, - а двести рублей не могут
спасти гиганта мысли?
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича
ногой.
- Я думаю, - сказал Ипполит Матвеевич, - что торг здесь неуместен!
Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало: "Браво, Киса, бра-
во, что значит школа".
Кислярский первый раз в жизни услышал голос гиганта мысли. Он так по-
разился этому обстоятельству, что немедленно передал Остапу пятьсот руб-
лей. После этого он уплатил по счету и, оставив друзей за столиком, уда-
лился по причине головной боли. Через полчаса он отправил жене в Старго-
род телеграмму: "Еду твоему совету Крым всякий случай готовь корзинку".
Долгие лишения, которые испытал Остап Бендер, требовали немедленной
компенсации. Поэтому в тот же вечер великий комбинатор напился на ресто-
ранной горе до столбняка и чуть не выпал из вагона фуникулера на пути в
гостиницу. На другой день он привел в исполнение давнишнюю свою мечту.
Купил дивный серый в яблоках костюм. В этом костюме было жарко, но он
все-таки ходил в нем, обливаясь потом. Воробьянинову в магазине готового
платья Тифкооперации был куплен белый пикейный костюм и морская фуражка
с золотым клеймом неизвестного яхт-клуба. В этом одеянии Ипполит Матвее-
вич походил на торгового адмирала-любителя. Стан его выпрямился. Походка
сделалась твердой.
- Ах! - говорил Бендер. - Высокий класс! Если б женщиной, то
делал бы такому мужественному красавцу, как вы, восемь процентов скидки
с обычной цены. Ах! Ах! В таком виде мы можем вращаться! Вы умеете вра-
щаться, Киса?
- Товарищ Бендер! - твердил Воробьянинов. - Как же будет со стулом?
Нужно разузнать, что с театром!
- Хо-хо! - возразил Остап, танцуя со стулом в большом мавританском
номере гостиницы "Ориент". - Не учите меня жить. Я теперь злой. У меня
есть деньги. Но я великодушен. Даю вам двадцать рублей и три дня на
разграбление города! Я - как Суворов!.. Грабьте город. Киса! Веселитесь!
И Остап, размахивая бедрами, запел в быстром темпе:

Вечерний звон, вечерний звон,
Как много дум наводит он.*

Друзья беспробудно пьянствовали целую неделю. Адмиральский костюм Во-
робьянинова покрылся разноцветными винными яблоками, а яблоки на костюме
Остапа расплылись и слились в одно большое радужное яблоко.
- Здравствуйте! - сказал на восьмое утро Остап, которому с похмелья
пришло в голову почитать "Зарю Востока". - Слушайте вы, пьянчуга, что
пишут в газетах умные люди! Слушайте!

Театральная хроника
Вчера, 3 сентября, закончив гастроли в Тифлисе, выехал на
гастроли в Ялту Московский театр Колумба. Театр предполагает
пробыть в Крыму до начала зимнего сезона в Москве.

- Ага! Я вам говорил! - сказал Воробьянинов. - Что вы мне говорили? -
окрысился Остап. Однако он был смущен. Эта оплошность была ему очень
неприятна. Вместо того, чтобы закончить курс погони за сокровищами в
Тифлисе, теперь приходилось еще перебрасываться на Крымский полуостров.
Остап сразу взялся за дело. Были куплены билеты в Батум и заказаны места во
втором классе парохода "Пестель", который отходил из Батума на Одессу 7
сентября в 23 часа по московскому времени.
В ночь с десятого на одиннадцатое сентября, когда "Пестель", не захо-
дя в Анапу из-за шторма, повернул в открытое море и взял курс прямо на
Ялту, Ипполиту Матвеевичу, блевавшему весь день и только теперь заснув-
шему, приснился сон.
Ему снилось, что он в адмиральском костюме стоял на балконе своего
старгородского дома и знал, что стоящая внизу толпа ждет от него че-
го-то. Большой подъемный кран опустил к его ногам свинью в черных яблоч-
ках. Пришел дворник Тихон в пиджачном костюме и, ухватив свинью за зад-
ние ноги, сказал:

- Эх, туды его в качель! Разве "Нимфа" кисть дает!
В руках Ипполита Матвеевича очутился кинжал. Им он ударил свинью в
бок, и из большой широкой раны посыпались и заскакали по цементу брилли-
анты. Они прыгали и стучали все громче. И под конец их стук стал невыно-
сим и страшен.

Ипполит Матвеевич проснулся от удара волны об иллюминатор.
К Ялте подошли в штилевую погоду, в изнуряющее солнечное утро. Опра-
вившийся от морской болезни предводитель красовался на носу возле коло-
кола, украшенного литой славянской вязью. Веселая Ялта выстроила вдоль
берега свои крошечные лавочки и рестораны-поплавки. На пристани стояли
экипажики с бархатными сиденьями под полотняными вырезными тентами, ав-
томобили и автобусы "Крымкурсо" и товарищества "Крымский шофер"*. Кир-
пичные девушки вращали развернутые зонтики и махали платками.
Друзья первыми сошли на раскаленную набережную. При виде концессионе-
ров из толпы встречающих и любопытствующих вынырнул гражданин в чесучо-
вом костюме и быстро зашагал к выходу из территории порта. Но было уже
поздно. Охотничий глаз великого комбинатора быстро распознал чесучового
гражданина.

- Подождите, Воробьянинов, - крикнул Остап.
И он бросился вперед так быстро, что настиг чесучового мужчину в де-
сяти шагах от выхода. Остап моментально вернулся со ста рублями.
- Не дает больше. Впрочем, я не настаивал, а то ему не на что будет
вернуться домой.
И действительно, Кислярский в сей же час удрал на автомобиле в Севас-
тополь, а оттуда третьим классом домой, в Старгород.
Весь день концессионеры провели в гостинице, сидя голыми на полу и
поминутно бегая в ванную под душ. Но вода лилась теплая, как скверный
чай. От жары не было спасения. Казалось, что Ялта растает и стечет в мо-
ре.
К восьми часам вечера, проклиная все стулья на свете, компаньоны на-
пялили горячие штиблеты и пошли в театр.
Шла "Женитьба". Измученный жарой Степан, стоя на руках, чуть не па-
дал. Агафья Тихоновна бежала по проволоке, держа взмокшими руками зонтик
с надписью: "Я хочу Подколесина". В эту минуту, как и весь день, ей хо-
телось только одного - холодной воды со льдом. Публике тоже хотелось
пить. Поэтому, а может быть, и потому, что вид Степана, пожирающего го-
рячую яичницу, вызывал отвращение, - публике спектакль не понравился.
Концессионеры были удовлетворены, потому что их стул, совместно с
тремя новыми пышными полукреслами рококо, был на месте.
Запрятавшись в одну из лож, друзья терпеливо выждали окончания неимо-
верно затянувшегося спектакля. Публика наконец разошлась, и актеры побе-
жали прохлаждаться. В театре не осталось никого, кроме членов-пайщиков
концессионного предприятия. Все живое выбежало на улицу под хлынувший
наконец свежий дождь.
- За мной, Киса! - скомандовал Остап. - В случае чего мы - не нашед-
шие выхода из театра провинциалы.
Они пробрались за сцену и, чиркая спичками, но все же ударяясь о гид-
равлический пресс, обследовали всю сцену. Великий комбинатор побежал
вверх по лестнице в бутафорскую.
- Идите сюда! - крикнул он сверху.
Воробьянинов, размахивая руками, помчался наверх.
- Видите? - сказал Остап, разжигая спичку.
Из мглы выступил угол гамбсовского стула и сектор зонтика с надписью:
"хочу..."
- Вот! Вот наше будущее, настоящее и прошедшее! Зажигайте, Киса,
спички, а я его вскрою.
И Остап полез в карман за инструментами.
- Ну-с, - сказал он, протягивая руку к стулу, - еще одну спичку,
предводитель.
Вспыхнула спичка, и, странное дело, стул сам собой скакнул в сторону
и вдруг, на глазах изумленных концессионеров, провалился сквозь пол.
- Мама! - крикнул Ипполит Матвеевич, отлетая к стене, хотя не имел ни
малейшего желания этого делать.
Со звоном выскочили стекла, и зонтик с надписью "Я хочу Подколесина",
подхваченный вихрем, вылетел в окно к морю. Остап лежал на полу, легко
придавленный фанерными щитами.
Было двенадцать часов и четырнадцать минут. Это был первый удар
большого крымского землетрясения 1927 года*. Удар в девять баллов, при-
чинивший неисчислимые бедствия всему полуострову, вырвал сокровище из
рук концессионеров.
- Товарищ Бендер! Что это такое? - кричал Ипполит Матвеевич в ужасе.
Остап был вне себя. Землетрясение, ставшее на его пути! Это был
единственный случай в его богатой практике.
- Что это? - вопил Воробьянинов.
С улицы доносились крики, звон и шепот.
- Это то, что нам нужно немедленно удирать на улицу, пока нас не за-
валило стеной. Скорей! Скорей! Дайте руку, шляпа!..
И они ринулись к выходу. К их удивлению, у двери, ведущей со сцены в
переулок, лежал на спине целый и невредимый гамбсовский стул. Издав со-
бачий визг, Ипполит Матвеевич вцепился в него мертвой хваткой.
- Давайте плоскогубцы! - крикнул он Остапу.
- Идиот вы паршивый! - застонал Остап. - Сейчас потолок обвалится, а
он тут с ума сходит! Скорее на воздух.
- Плоскогубцы! - ревел обезумевший Ипполит Матвеевич.
- Ну вас к черту! Пропадайте здесь с вашим стулом! А мне моя жизнь
дорога как память!
С этими словами Остап кинулся к двери. Ипполит Матвеевич залаял и,
подхватив стул, побежал за Остапом. Как только они очутились на середине
переулка, земля тошно зашаталась под ногами, с крыши театра повалилась
черепица, и на том месте, которое концессионеры только что покинули, уже
лежали останки гидравлического пресса.
- Ну, теперь давайте стул! - хладнокровно сказал Бендер. - Вам, я ви-
жу, уже надоело его держать.
- Не дам! - взвизгнул Ипполит Матвеевич.
- Это что такое? Бунт на корабле? Отдайте стул! Слышите?
- Это мой стул! - заклекотал Воробьянинов, перекрывая стон, плач и
треск, несшиеся отовсюду.
- В таком случае получайте гонорар, старая калоша!
И Остап ударил Воробьянинова медной ладонью по шее.
В эту же минуту по переулку промчался пожарный обоз с факелами, и при
их трепетном свете Ипполит Матвеевич увидел на лице Бендера такое страш-
ное выражение, что мгновенно покорился и отдал стул.
- Ну, теперь хорошо, - сказал Остап, переводя дыхание, - бунт подав-
лен. А сейчас возьмите стул и несите его за мной. Вы отвечаете мне за
целость вещи. Если даже будет удар в пятьдесят баллов, стул должен быть
сохранен. Поняли?
- Понял.
Всю ночь концессионеры блуждали вместе с паническими толпами, не ре-
шаясь, как и все, войти в покинутые дома, ожидая новых ударов.
На рассвете, когда страх немного уменьшился, Остап выбрал местечко,
поблизости которого не было ни стен, которые могли бы обвалиться, ни лю-
дей, которые могли бы помешать, и приступил к вскрытию стула. Результаты
вскрытия поразили обоих концессионеров. В стуле ничего не было. Ипполит
Матвеевич, не выдержавший всех потрясений ночи и утра, засмеялся крыси-
ным смешком. Непосредственно вслед за этим раздался третий удар, земля
разверзлась и поглотила пощаженный первым толчком землетрясения и разво-
роченный людьми гамбсовский стул, цветочки которого улыбались взошедшему
в облачной пыли солнцу.
Ипполит Матвеевич стал на четвереньки и, оборотив помятое лицо к мут-
но-багровому солнечному диску, завыл. Слушая его, великий комбинатор
свалился в обморок. Когда он очнулся, то увидел рядом с собой заросший
лиловой щетиной подбородок Воробьянинова. Ипполит Матвеевич тоже был без
сознания.
- В конце концов, - сказал Остап голосом выздоравливающего тифозного,
- теперь у нас осталось сто шансов из ста. Последний стул (при слове
"стул" Ипполит Матвеевич очнулся) исчез в товарном дворе Октябрьского
вокзала, но отнюдь не провалился сквозь землю. В чем дело? Заседание
продолжается!
Где-то с грохотом падали кирпичи. Протяжно кричала пароходная сирена.
Простоволосая женщина в нижней юбке бежала посреди улицы.

Глава XLIII. Сокровище

В дождливый день конца октября Ипполит Матвеевич без пиджака, в лун-
ном жилете, осыпанном мелкой серебряной звездой, хлопотал в комнате Ива-
нопуло. Ипполит Матвеевич работал на подоконнике, потому что стола в
комнате до сих пор не было. Великий комбинатор получил большой заказ по
художественной части - на изготовление адресных табличек для жилтовари-
ществ. Исполнение табличек по трафарету Остап возложил на Воробьянинова,
а сам целый почти месяц, со времени приезда в Москву, кружил в районе
Октябрьского вокзала, с непостижимой страстью выискивая следы последне-
го, безусловно таящего в себе бриллианты мадам Петуховой, стула.
Наморщив лоб, Ипполит Матвеевич трафаретил железные досочки. За пол-
года бриллиантовой скачки он растерял все свои привычки. Просыпаясь по
утрам, не пел он уже своих бонжуров и гутморгенов, далеко в прошлом ос-
тался морозный с жилкой стакан, из которого пивал он молоко, будучи де-
лопроизводителем загса уездного города N. И баронские сапоги с квадрат-
ными носами и низкими подборами, брошенные во время погони за театром
Колумба, гнили где-то на Тифлисской свалке. По ночам Ипполиту Матвеевичу
виделись горные хребты, украшенные дикими транспарантами, летал перед
его глазами Изнуренков, подрагивая коричневыми ляжками, переворачивались
лодки, тонули люди, падал с неба кирпич и разверзшаяся земля пускала в
глаза серный дым.
Остап, пребывавший ежедневно с Ипполитом Матвеевичем, не замечал в
нем никакой перемены. Между тем Ипполит Матвеевич переменился необыкно-
венно. Если бы он пришел сейчас в свой родной загс, его, пожалуй, приня-
ли бы за просителя и на приветствие ответили бы довольно небрежно. И по-
ходка у Ипполита Матвеевича была уже не та, и выражение глаз сделалось
дикое, и ус торчал уже не параллельно земной поверхности, а почти пер-
пендикулярно, как у пожилого кота.
Изменился Ипполит Матвеевич и внутренне. В характере появились не
свойственные ему раньше черты решительности и жестокости. Три эпизода
постепенно воспитали в нем эти новые чувства. Чудесное спасение от тяж-
ких кулаков васюкинских любителей. Первый дебют по части нищенства у пя-
тигорского "Цветника". И, наконец, землетрясение, после которого Ипполит
Матвеевич несколько повредился и затаил к своему компаньону тайную